Неточные совпадения
Дворовый, что у барина
Стоял за стулом
с веткою,
Вдруг всхлипнул! Слезы катятся
По старому лицу.
«Помолимся же Господу
За долголетье барина!» —
Сказал холуй чувствительный
И стал креститься дряхлою,
Дрожащею
рукой.
Гвардейцы черноусые
Кисленько как-то глянули
На верного слугу;
Однако — делать нечего! —
Фуражки
сняли, крестятся.
Перекрестились барыни.
Перекрестилась нянюшка,
Перекрестился Клим…
Сняв венцы
с голов их, священник прочел последнюю молитву и поздравил молодых. Левин взглянул на Кити, и никогда он не видал ее до сих пор такою. Она была прелестна тем новым сиянием счастия, которое было на ее лице. Левину хотелось сказать ей что-нибудь, но он не знал, кончилось ли. Священник вывел его из затруднения. Он улыбнулся своим добрым ртом и тихо сказал: «поцелуйте жену, и вы поцелуйте мужа» и взял у них из
рук свечи.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше, сошел
с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он
снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на
руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
«И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд — всё спасается смертью. Умереть — и он будет раскаиваться, будет жалеть, будет любить, будет страдать за меня».
С остановившеюся улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле,
снимая и надевая кольца
с левой
руки, живо
с разных сторон представляя себе его чувства после ее смерти.
Войдя в тенистые сени, он
снял со стены повешенную на колышке свою сетку и, надев ее и засунув
руки в карманы, вышел на огороженный пчельник, в котором правильными рядами, привязанные к кольям лычками, стояли среди выкошенного места все знакомые ему, каждый
с своей историей, старые ульи, а по стенкам плетня молодые, посаженные в нынешнем году.
«Да нынче что? Четвертый абонемент… Егор
с женою там и мать, вероятно. Это значит — весь Петербург там. Теперь она вошла,
сняла шубку и вышла на свет. Тушкевич, Яшвин, княжна Варвара… — представлял он себе — Что ж я-то? Или я боюсь или передал покровительство над ней Тушкевичу? Как ни смотри — глупо, глупо… И зачем она ставит меня в это положение?» сказал он, махнув
рукой.
Вулич молча вышел в спальню майора; мы за ним последовали. Он подошел к стене, на которой висело оружие, и наудачу
снял с гвоздя один из разнокалиберных пистолетов; мы еще его не понимали; но когда он взвел курок и насыпал на полку пороха, то многие, невольно вскрикнув, схватили его за
руки.
Чичиков схватился со стула
с ловкостью почти военного человека, подлетел к хозяйке
с мягким выраженьем в улыбке деликатного штатского человека, коромыслом подставил ей
руку и повел ее парадно через две комнаты в столовую, сохраняя во все время приятное наклоненье головы несколько набок. Служитель
снял крышку
с суповой чашки; все со стульями придвинулись ближе к столу, и началось хлебанье супа.
Староста, в сапогах и армяке внакидку,
с бирками в
руке, издалека заметив папа,
снял свою поярковую шляпу, утирал рыжую голову и бороду полотенцем и покрикивал на баб.
Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей
с крестом в
руке и в пастырской митре, преклонили козаки все свои головы и
сняли шапки.
Когда же полковой писарь подал условие и гетьман приложил свою властную
руку, он
снял с себя чистый булат, дорогую турецкую саблю из первейшего железа, разломил ее надвое, как трость, и кинул врозь, далеко в разные стороны оба конца, сказав...
Любимым развлечением Ассоль было по вечерам или в праздник, когда отец, отставив банки
с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился,
сняв передник, отдохнуть
с трубкой в зубах, — забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской
руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении.
Через полчаса нищий сидел в трактире за столом
с дюжиной рыбаков. Сзади их, то дергая мужей за рукав, то
снимая через их плечо стакан
с водкой, — для себя, разумеется, — сидели рослые женщины
с густыми бровями и
руками круглыми, как булыжник. Нищий, вскипая обидой, повествовал...
В нетерпении он взмахнул было опять топором, чтобы рубнуть по снурку тут же, по телу, сверху, но не посмел, и
с трудом, испачкав
руки и топор, после двухминутной возни, разрезал снурок, не касаясь топором тела, и
снял; он не ошибся — кошелек.
С утра уже все приуныло в доме; у Анфисушки посуда из
рук валилась; даже Федька недоумевал и кончил тем, что
снял сапоги.
Самгин сел, пытаясь
снять испачканный ботинок и боясь испачкать
руки. Это напомнило ему Кутузова. Ботинок упрямо не слезал
с ноги, точно прирос к ней. В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол. Не хотелось видеть человека, все равно — какого.
Кричал на немецком языке, на французском, по-румынски, но полицейский, отмахнувшись от него, как от дыма,
снял с правой
руки своей новенькую перчатку и отошел прочь, закуривая папиросу.
Выгнув грудь, закинув
руки назад, офицер встряхнул плечами, старый жандарм бережно
снял с него пальто, подал портфель, тогда офицер, поправив очки, тоже спросил тоном старого знакомого...
— Демонстрация, — озабоченно сказал адвокат Правдин, здороваясь
с Климом, и,
снимая перчатку
с левой
руки, добавил, вздохнув: — Боюсь — будет демонстрация бессилия.
Кутузов,
сняв пиджак, расстегнув жилет, сидел за столом у самовара,
с газетой в
руках, газеты валялись на диване, на полу, он встал и, расшвыривая их ногами, легко подвинул к столу тяжелое кресло.
Говоря, она играла браслетом,
сняв его
с руки, и в красных пальцах ее золото казалось мягким.
В черном плаще, в широкой шляпе
с загнутыми полями и огромным пепельного цвета пером,
с тростью в
руке, она имела вид победоносный, великолепное лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд смотрел на нее
с почтительным изумлением,
сняв фуражку.
А женщина, пожав
руку его теплыми пальцами, другой
рукой как будто
сняла что-то
с полы его тужурки и, спрятав за спину, сказала, широко улыбаясь...
Сидя на скамье, Самгин пытался
снять ботики, они как будто примерзли к ботинкам, а пальцы ног нестерпимо ломило. За его усилиями наблюдал, улыбаясь ласково, старичок в желтой рубахе. Сунув большие пальцы
рук за [пояс], кавказский ремень
с серебряным набором, он стоял по-солдатски, «пятки — вместе, носки — врозь», весь гладенький, ласковый,
с аккуратно подстриженной серой бородкой, остроносый, быстроглазый.
Вывернув брюки наизнанку, Стратонов тщательно сложил их,
снял с полки тяжелый чемодан, затем, надув щеки, сердито глядя на Самгина, вытянул
руку ладонью вверх и сильно дунул на ладонь...
Озябшими
руками Самгин
снял очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф
с книгами, фисгармония, на стене большая репродукция
с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина,
с грубым лицом, в объятиях змеи, толстой, как водосточная труба, голова змеи — на плече женщины.
— Он замолчал, вздохнул и, размахнув бороду обеими
руками, точно желая
снять ее
с лица, добавил: — Вообще интерес для жизни — имеется.
— И потом еще картина: сверху простерты две узловатые
руки зеленого цвета
с красными ногтями, на одной — шесть пальцев, на другой — семь. Внизу пред ними, на коленях, маленький человечек
снял с плеч своих огромную, больше его тела, двуличную голову и тонкими, длинными ручками подает ее этим тринадцати пальцам. Художник объяснил, что картина названа: «В
руки твои предаю дух мой». А
руки принадлежат дьяволу, имя ему Разум, и это он убил бога.
Обломов молча
снял с его головы свою шляпу и поставил на прежнее место, потом скрестил на груди
руки и ждал, чтоб Тарантьев ушел.
Теперь она собиралась ехать всем домом к обедне и в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив
руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как входили и выходили люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая зеркала,
снимая чехлы
с мебели.
После завтрака все окружили Райского. Марфенька заливалась слезами: она смочила три-четыре платка. Вера оперлась ему
рукой на плечо и глядела на него
с томной улыбкой, Тушин серьезно. У Викентьева лицо дружески улыбалось ему, а по носу из глаз катилась слеза «
с вишню», как заметила Марфенька и стыдливо
сняла ее своим платком.
Она быстро опять
сняла у него фуражку
с головы; он машинально обеими
руками взял себя за голову, как будто освидетельствовал, что фуражки опять нет, и лениво пошел за ней, по временам робко и
с удивлением глядя на нее.
— Ну, не приду! — сказал он и, положив подбородок на
руки, стал смотреть на нее. Она оставалась несколько времени без дела, потом вынула из стола портфель,
сняла с шеи маленький ключик и отперла, приготовляясь писать.
Она все глядела на него
с улыбкой и не
снимая с его
руки своей.
Потом лесничий воротился в переднюю,
снял с себя всю мокрую амуницию, длинные охотничьи сапоги, оправился, отряхнулся, всеми пятью пальцами
руки, как граблями, провел по густым волосам и спросил у людей веничка или щетку.
Лето проводила в огороде и саду: здесь она позволяла себе, надев замшевые перчатки, брать лопатку, или грабельки, или лейку в
руки и, для здоровья, вскопает грядку, польет цветы, обчистит какой-нибудь куст от гусеницы,
снимет паутину
с смородины и, усталая, кончит вечер за чаем, в обществе Тита Никоныча Ватутина, ее старинного и лучшего друга, собеседника и советника.
Он, от радости, вдруг засмеется и закроется салфеткой, потрет
руки одна о другую
с жаром или встанет и ни
с того ни
с сего поклонится всем присутствующим и отчаянно шаркнет ножкой. А когда все засмеются над ним, он засмеется пуще всех,
снимет парик и погладит себе
с исступлением лысину или потреплет, вместо Пашутки, Василису по щечке.
Но когда настал час — «пришли римляне и взяли», она постигла, откуда пал неотразимый удар, встала,
сняв свой венец, и молча, без ропота, без малодушных слез, которыми омывали иерусалимские стены мужья, разбивая о камни головы, только
с окаменелым ужасом покорности в глазах пошла среди павшего царства, в великом безобразии одежд, туда, куда вела ее
рука Иеговы, и так же — как эта бабушка теперь — несла святыню страдания на лице, будто гордясь и силою удара, постигшего ее, и своею силою нести его.
Он блаженно улыбнулся, хотя в улыбке его и отразилось как бы что-то страдальческое или, лучше сказать, что-то гуманное, высшее… не умею я этого высказать; но высокоразвитые люди, как мне кажется, не могут иметь торжественно и победоносно счастливых лиц. Не ответив мне, он
снял портрет
с колец обеими
руками, приблизил к себе, поцеловал его, затем тихо повесил опять на стену.
В Маиле нам дали других лошадей, все таких же дрянных на вид, но верных на ногу, осторожных и крепких. Якуты ласковы и внимательны: они нас буквально на
руках снимают с седел и сажают на них; иначе бы не влезть на седло, потом на подушку, да еще в дорожном платье.
Мы шли по полям, засеянным разными овощами. Фермы рассеяны саженях во ста пятидесяти или двухстах друг от друга. Заглядывали в домы; «Чинь-чинь», — говорили мы жителям: они улыбались и просили войти. Из дверей одной фермы выглянул китаец, седой, в очках
с огромными круглыми стеклами, державшихся только на носу. В
руках у него была книга. Отец Аввакум взял у него книгу,
снял с его носа очки, надел на свой и стал читать вслух по-китайски, как по-русски. Китаец и рот разинул. Книга была — Конфуций.
Привезший арестанта городовой, сойдя
с пролетки, помахал закоченевшей
рукой,
снял фуражку и перекрестился.
Из избы выскочили в рубашонках две девочки. Пригнувшись и
сняв шляпу, Нехлюдов вошел в сени и в пахнувшую кислой едой грязную и тесную, занятую двумя станами избу. В избе у печи стояла старуха
с засученными рукавами худых жилистых загорелых
рук.
— Вы, стало быть, отказываетесь, не хотите взять землю? — спросил Нехлюдов, обращаясь к нестарому,
с сияющим лицом босому крестьянину в оборванном кафтане, который держал особенно прямо на согнутой левой
руке свою разорванную шапку так, как держат солдаты свои шапки, когда по команде
снимают их.
Mariette
сняла перчатку и оголила энергическую, довольно плоскую
руку с покрытой перстнями безымянкой.
Тогда, получив разрешенье, она
сняла замшевую перчатку
с тремя пуговицами
с пухлой белой
руки, достала из задних складок шелковой юбки модный бумажник и, выбрав из довольно большого количества купонов, только что срезанных
с билетов, заработанных ею в своем доме, один — в 2 рубля 50 коп. и, присоединив к нему два двугривенных и еще гривенник, передала их приставу.
Гость хрипло засмеялся,
снял с головы белую войлочную шляпу и провел короткой пухлой
рукой по своей седой щетине.
Оскар Филипыч, как мы уже знаем, любил удить рыбу и сейчас только вернулся
с Аллой откуда-то
с облюбованного местечка на реке Узловке, так что не успел еще
снять с себя своего летнего парусинового пальто и держал в
руках широкополую соломенную шляпу.
Он перекрестил ее три раза,
снял с своей шеи и надел на нее образок. Она молча поклонилась ему до земли. Он привстал и весело поглядел на одну здоровую бабу
с грудным ребеночком на
руках.
Он опять выхватил из кармана свою пачку кредиток,
снял три радужных, бросил на прилавок и спеша вышел из лавки. Все за ним последовали и, кланяясь, провожали
с приветствиями и пожеланиями. Андрей крякнул от только что выпитого коньяку и вскочил на сиденье. Но едва только Митя начал садиться, как вдруг пред ним совсем неожиданно очутилась Феня. Она прибежала вся запыхавшись,
с криком сложила пред ним
руки и бухнулась ему в ноги...